Распутин Григорий. Почему нельзя доверять воспоминаниям о нем. Воспоминания современников о Григории Распутине - Странник — LiveJournal Воспоминания о григории распутине

Воспоминания современников о Григории Распутине

«Пили чай с Милицей и Станой. Познакомились с человеком Божьим - Григорием из Тобольской губернии». (1 ноября 1905 г.). ...После обеда имели радость видеть Григория по возвращении из Иерусалима и с Афона (4 июня 1911 г.)».

(Из дневника Николая II).

«В минуты сомнений и душевной тревоги я люблю с ним (Распутиным - сост.) беседовать, и после такой беседы мне всегда на душе делается легко и спокойно».
(Государь Николай Александрович).

«Граф Фредерикс (Министр Императорского Двора - сост.) однажды, в интимной беседе, в моем присутствии, когда вопрос коснулся злобы дня, сказал: «Вы знаете, что я люблю Государя, как сына, и потому не мог удержаться, чтобы не спросить Его Величество, что же, наконец, такое представляет собой Распутин, о котором все так много говорят.

Его Величество ответил мне совершенно спокойно и просто - «действительно, слишком уж много и, по обыкновению, много лишнего говорят, как и о всяком, кто не из обычной среды принимается изредка нами. Это только простой русский человек, очень религиозный и верующий...

Императрице он нравится своей искренностью; она верит в его преданность и в силу его молитв за нашу семью и Алексея... но ведь это наше совершенно частное дело... удивительно, как люди любят вмешиваться во все то, что их совсем не касается... кому он мешает?».

(Из воспоминаний флигель-адъютанта Мордвинова).

«Прислуга наша, когда Распутин, случалось, ночевал у нас или приезжал к нам на дачу, говорила, что Распутин по ночам не спит, а молится.

Когда мы жили в Харьковской губернии на даче, был такой случай, что дети видели его в лесу, погруженного в глубокую молитву. Это сообщение детишек заинтересовало нашу соседку-генеральшу, которая без отвращения не могла слышать имени Распутина. Она не поленилась пойти за ребятишками в лес, и действительно, хотя уже прошел час, увидела Распутина, погруженного в молитву».

(Из воспоминаний журналиста, кандидата прав Г.П. Сазонова).

«Как-то раз Распутин был приглашен в гости одним известным генералом, но когда этот господин понял, что своим радушием никаких выгод не добьется, то отвернулся от прежнего своего друга.

Распутину пришлось перебраться в тесную скромную квартирку, где он существовал за счет добровольных пожертвований его почитателей. Жилье старца было весьма скромным, питался он довольно скудно, а вино ему приносили в качестве дара лишь в последний год его жизни».

(Из воспоминаний Юлии Ден «Подлинная Царица»).

Хотя Распутина постоянно обвиняли в разврате, - писала А. Вырубова, - странным кажется тот факт, что когда начала после революции действовать следственная комиссия, не оказалось ни одной женщины в Петрограде или в России, которая бы выступила с обвинениями против него: сведения черпались из записей «охранников», которые были приставлены к нему».

altСледователь Чрезвычайной следственной комиссии А. Ф. Романов раскрыл секреты появления некоторых «доказательств»: «Среди разного рода бумаг, отобранных при обыске, была найдена фотография, на которой в обстановке оконченного обеда или ужина - стол с остатками еды, недопитыми стаканами - изображены Распутин и какой-то священник с какими-то смеющимися женщинами. Сзади их балалаешники. Впечатление кутежа в отдельном кабинете.

При ближайшем исследовании этой фотографии было обнаружено, что на ней вытравлены две мужские фигуры: одна между Распутиным и стоящей рядом с ним сестрой милосердия, а другая - между священником и стоящей рядом с ним дамою. В дальнейшем оказалось, что фотография была снята в лазарете имени Государыни после завтрака по поводу открытия. Кажется, полковник Л. и еще другой господин взяли под руки - один Распутина и сестру милосердия, а другой - священника и одну даму, привели их в столовую, стараясь их рассмешить, и в таком виде их сфотографировал заранее приглашенный фотограф. Затем инициаторы вытравили свои изображения...».

Другой следователь Чрезвычайной следственной комиссии В.М. Руднев разоблачил еще один миф: о якобы огромном состоянии Распутина. Оказалось, что после его смерти не осталось ни копейки денег, дети же были вынуждены ходатайствовать о Высочайшем пособии.

Руднев пишет: «Распутин, постоянно получая деньги от просителей за удовлетворение их ходатайств, широко раздавал эти деньги нуждающимся и вообще лицам бедных классов, к нему обращавшимся с какими-либо просьбами даже и не материального характера».

Тем не менее обстановка вокруг Царской Семьи и Распутина была насыщена таким количеством лжи, что в ее сети попадали люди и высокой духовной жизни.

В 1910 г. духовник Императрицы епископ Феофан «доложил Царице, что ему на исповеди такая-то открывала нехорошее по отношению поведения Григория. Каково же было глубоко верующей Императрице слышать от своею духовника то, что ему было открыто на исповеди!

/.../ Царице было известно каноническое постановление о строжайшем наказании духовников, которые дерзают нарушить тайну исповеди включительно до низведения подобных духовников в первобытное состояние. Этим своим поступком; недопустимым для духовника, он решительно оттолкнул от себя так преданную доселе духовную дочь-Царицу...»

(Игумен Серафим, Православный Царь-мученик.
Русская тип. при Духовной миссии. Пекин. 1920).

К тому же впоследствии женщина, сообщившая вл. Феофану что-то плохое о Распутине, отказалась от своих слов».

(Из комментариев к книге игумена Серафима (Кузнецова) «Православный Царь-мученик», сост. С.Фомин).

По воспоминаниям А. А. Головина, во время первой мировой войны слухи о том, что императрица является любовницей Распутина, распространялись среди офицеров русской армии сотрудниками оппозиционного Земско-городского союза. После свержения Николая II председатель Земгора князь Львов стал председателем Временного Правительства.

После свержения Николая II Временное правительство организовало чрезвычайную следственную комиссию, которая должна была искать преступления царских чиновников и в том числе расследовала деятельность Распутина. Комиссия произвела 88 опросов и допросила 59 лиц, готовила «стенографические отчеты», главным редактором которых был поэт А. А. Блок , опубликовавший свои наблюдения и записи в виде книжки под названием «Последние дни Императорской власти». Комиссия не закончила свою работу. Часть протоколов допросов высших чиновников были опубликованы в СССР к 1927 году. Из показаний А. Д. Протопопова чрезвычайной следственной комиссии 21.03.1917 г.:

Мнения современников о Распутине

Следователь по делу об убийстве царской семьи Соколов Николай Алексеевич в своей книге-судебном расследовании пишет:

Священномученик протоиерей Философ Орнатский, настоятель Казанского собора в Санкт-Петербурге описывает в 1914 г. встречу Иоанна Кронштадтского с Распутиным так:

Схиархимандрит Гавриил (Зырянов), старец Седмиезерной пустыни, очень резко высказывался о Распутине:«Убить его, что паука: сорок грехов простится …».

Попытки канонизации Распутина

Религиозное почитание Григория Распутина началось примерно с 1990 г. и пошло из т. н. Богородичного Центра (на протяжении последующих лет менявшего своё название).

Некоторые крайне радикально-монархические православные круги также, ещё с 1990-х годов высказывали мысли о канонизации Распутина как святого мученика. Сторонниками этих идей были:

Редактор Православной газеты «Благовест» Антон Евгеньевич Жоголев.
Жанна Бичевская.
Душенов Константин - главный редактор «Русь Православная».
Церковь Иоанна Богослова и др.

Идеи были отвергнуты Синодальной комиссией РПЦ по канонизации святых

и подвергнуты критике патриархом Алексием II:

Несмотря на это, в течение последних десяти лет религиозными почитателями Григория Распутина выпущены не менее двух акафистов ему, а также написаны около десятка икон.

По странному совпадению, Распутин познакомился с царём Николаем II в тот же год (1905) что и Папюс (приезжавший в Россию в 1905 г.). Распутин как и Папюс, оказал на царя сильнейшее религиозное влияние: Папюс посвятил царя в мартинизм, лечил его семью и, якобы, предсказал его смерть… это же говорят о Распутине. Оба погибли в конце 1916 г., с разницей всего около двух месяцев.

Распутин в культуре и искусстве

Согласно исследованию С.Фомина, в течение марта-ноября 1917 года театры были заполнены сомнительными постановками, и вышли более десяти пасквильных фильмов о Григории Распутине. Первым подобным фильмом стала двухсерийная «сенсационная драма» «Темные силы - Григорий Распутин и его сподвижники» (производство акционерного общества Г. Либкена). Картина была поставлена в рекордные сроки, в течение нескольких дней: 5 марта газета «Раннее утро» анонсировала её, а уже 12 марта (! - через 10 дней после отречения!) она вышла на экраны кинотеатров. Примечательно, что этот первый пасквильный фильм в целом провалился и имел успех лишь в окраинных маленьких кинозальчиках, где публика была попроще… Появление этих фильмов привело к протесту более образованной публики из-за их порнографичности и дикой эротики. В целях охраны общественной нравственности предлагали даже ввести киноцензуру (и это в первые дни революции!), временно возложив её на милицию. Группа кинодеятелей ходатайствовала перед министром юстиции Временного правительства А. Ф. Керенским запретить демонстрацию ленты «Темные силы - Григорий Распутин», остановить поток киногрязи и порнографии. Разумеется, это не остановило дальнейшее расползание по стране кинораспутиниады. У власти стояли те, кто «сверг самодержавие», и они нуждались в оправдании этого свержения. И далее С.Фомин пишет: "Большевики после октября 1917 года подошли к делу фундаментальней. Конечно, киномакулатура о Распутине получила второе дыхание, но были предприняты гораздо более широкие и глубокие шаги. Были выпущены в свет фальсифицированные П. Е. Щеголевым и др. многотомные Протоколы Чрезвычайной следственной комиссии, созданной Временным правительством; от начала до конца подделанные тем же П. Щеголевым с «красным графом» А. Толстым «Дневники» А. Вырубовой. В этом же ряду стоит широко демонстрировавшаяся пьеса А. Толстого «Заговор Императрицы». … Только примерно к 1930-му году эта кампания пошла на убыль - новое поколение, вступавшее во взрослую жизнь в СССР, было уже достаточно «обработано».

5. Пророчества, сочинения и переписка Распутина

При своей жизни Распутин издал две книги:

Распутин, Г. Е. Житие опытною странника . - май 1907 года.

Г. Е. Распутин. Мои мысли и размышления . - Петроград, 1915. .

Книги являются литературной записью его бесед, так как сохранившиеся записки Распутина свидетельствуют о его малограмотности.

Старшая дочь пишет про отца :

… отец грамоте обучен был, мягко говоря, не вполне. Первые уроки письма и чтения он начал брать в Петербурге.

Всего насчитывают 100 канонических пророчеств Распутина . Самым знаменитым стало предрекание гибели Императорского дома:

Покуда я жив, будет жить и династия.

Некоторые авторы считают, что упоминания Распутина есть в письмах Александры Фёдоровны к Николаю II. В самих письмах фамилия Распутина не упоминается, но некоторые авторы считают, что Распутин в письмах обозначается словами «Друг», или «Он» с больших букв, хотя это и не имеет документальных подтверждений. Письма были опубликованы в СССР к 1927 г. , и берлинском издательстве «Слово» в 1922. Переписка сохранилась в Государственном Архиве РФ - Новоромановский архив.

6. Покушение Хионии Гусевой

29 июня (12 июля) 1914 г. на Распутина в селе Покровском было совершено покушение. Его ударила ножом в живот и тяжело ранила Хиония Гусева, приехавшая из Царицына. . Распутин показал, что подозревает в организации покушения Илиодора, но не смог представить каких-либо доказательств этого. 3 июля Распутина перевезли на пароходе в Тюмень для лечения. В тюменской больнице Распутин оставался до 17 августа 1914. Следствие по делу о покушении продлилось около года. Гусеву в июле 1915 объявили душевнобольной и освободили от уголовной ответственности, поместив в психиатрическую лечебницу в Томске. 27 марта 1917 г. по личному указанию А. Ф. Керенского Гусеву освободили.

7. Оценки влияния Распутина

М. А. Таубе, бывший в 1911-1915 годах товарищем министра народного просвещения, в своих воспоминаниях приводит следующий эпизод. Однажды в министерство явился человек с письмом от Распутина и просьбой назначить его инспектором народных училищ в его родную губернию. Министр (Л. А. Кассо) приказал спустить этого просителя с лестницы. По мнению Таубе, этот случай доказывал, как преувеличены были все слухи и сплетни о закулисном влиянии Распутина.

По воспоминаниям придворных, Распутин не был близок к царской семье и вообще редко бывал в царском дворце. Так, по воспоминаниям дворцового коменданта В. Н. Воейкова, начальник дворцовой полиции полковник Герарди на вопрос, насколько часты бывают посещения Распутиным дворца, ответил: «один раз в месяц, а иногда в два месяца раз.» В воспоминаниях фрейлины А. А. Вырубовой, говорится, что Распутин бывал в царском дворце не чаще 2-3 раз в год, а царь принимал его ещё намного реже. Другая фрейлина, С. К. Буксгевден, вспоминала:

«Я жила в Александровском Дворце с 1913 по 1917 год, причём моя комната была связана коридором с покоями Императорских детей. Я никогда не видела Распутина в течение всего этого времени, хотя я постоянно находилась в компании Великих княжон. Мсье Жильяр, который тоже там жил несколько лет, также никогда его не видел»

Жильяр за всё время, проведённое им при дворе, вспоминает единственную встречу с Распутиным: «Однажды, собираясь выходить, я встретился с ним в передней. Я успел рассмотреть его, пока он снимал шубу. Это был человек высокого роста, с измождённым лицом, с очень острым взглядом серо-синих глаз из-под всклокоченных бровей. У него были длинные волосы и большая мужицкая борода». Сам Николай II в 1911 году говорил В. Н. Коковцову о Распутине, что:

… лично почти не знает «этого мужичка» и видел его мельком, кажется, не более двух-трех раз, и притом на очень больших расстояниях времени.

В то же время образ Распутина широко использовался в революционной и немецкой пропаганде. В последние годы царствования Николая Второго в петербургском свете ходило множество слухов о Распутине и его влиянии на власть. Говорилось, что он сам абсолютно подчинил себе царя и царицу и правит страной, то ли Александра Фёдоровна при помощи Распутина захватила власть, то ли страной правит «триумвират» из Распутина, Анны Вырубовой и царицы.

Помещение в печать сообщений о Распутине могло быть ограничено лишь частично. По закону, статьи о императорской фамилии подлежали предварительной цензуре начальником канцелярии министерства двора. Запрещены были любые статьи, в которых имя Распутина упоминалось в сочетании с именами членов царской фамилии, но статьи, где фигурировал только один Распутин, запретить было невозможно .

1 ноября 1916 года на заседании Государственной Думы П. Н. Милюков выступил с речью, критической по отношению к правительству и «придворной партии», в которой упоминалось и имя Распутина . Приводимые им сведения о Распутине Милюков взял из статей в немецких газетах «Берлинер Тагеблатт» от 16 октября 1916 и «Нейе Фрейе Пресс» от 25 июня, относительно которых он сам же признал, что некоторые из сообщаемых там сведений ошибочны. 19 ноября 1916 В. М. Пуришкевич выступил на заседании Думы с речью, в которой придавалось большое значение Распутину . Образ Распутина использовала и немецкая пропаганда. В марте 1916 года германские цеппелины разбрасывали над русскими окопами карикатуру, изображавшую Вильгельма, опиравшегося на германский народ, и Николая Романова, опиравшегося на половой орган Распутина.

По воспоминаниям А. А. Головина, во время первой мировой войны слухи о том, что императрица является любовницей Распутина, распространялись среди офицеров русской армии сотрудниками оппозиционного Земско-городского союза . После свержения Николая II председатель Земгора князь Львов стал председателем Временного Правительства.

В. И. Ленин писал:

Первая революция и следующая за ней контрреволюционная эпоха (1907-1914) обнаружила всю суть царской монархии, довела её до «последней черты», раскрыла всю её гнилость, гнусность, весь цинизм и разврат царской шайки с чудовищным Распутиным во главе её, всё зверство семьи Романовых - этих погромщиков, заливших Россию кровью евреев, рабочих, революционеров …

8. Окружение Распутина

В ближайшее окружение Распутина в то или иное время входили:

Вырубова, Анна Александровна

Манасевич-Мануйлов, Иван Фёдорович

Арон Симанович

Андроников, Михаил Михайлович

Дмитрий Рубинштейн

9. Мнения современников о Распутине

Владимир Коковцов c удивлением писал в воспоминаниях :

… как это ни странно, вопрос о Распутине невольно сделался центральным вопросом ближайшего будущего и не сходил со сцены почти за всё время моего председательства в Совете министров, доведя меня до отставки с небольшим через два года.

По-моему, Распутин типичный сибирский варнак, бродяга, умный и выдрессировавший себя на известный лад простеца и юродивого и играющий свою роль по заученному рецепту. По внешности ему не доставало только арестантского армяка и бубнового туза на спине. По замашкам - это человек, способный на всё. В своё кривляние он, конечно, не верит, но выработал себе твёрдо заученные приемы, которыми обманывает как тех, кто искренно верит всему его чудачеству, так и тех, кто надувает самого своим преклонением перед ним, имея на самом деле в виду только достигнуть через него тех выгод, которые не даются иным путём.

Секретарь Распутина Арон Симанович в своей книге пишет :

Каким представляли себе Распутина современники? Как пьяного, грязного мужика, который проник в царскую семью, назначал и увольнял министров, епископов и генералов и целое десятилетие был героем петербургской скандальной хроники. К тому же ещё дикие оргии в «Вилле Родэ», похотливые танцы среди аристократических поклонниц, высокопоставленных приспешников и пьяных цыган, а одновременно непонятная власть над царём и его семьей, гипнотическая сила и вера в свое особое назначение. Это было всё.

Начальник Главного Управления Почт и Телеграфов Похвиснев, занимавший эту должность в 1913-1917 гг., показывает: "По установившемуся порядку все телеграммы, подававшиеся на имя Государя и Государыни, представлялись мне в копиях. Поэтому все телеграммы, которые шли на имя Их Величеств от Распутина, мне в своё время были известны. Их было очень много. Припомнить последовательно содержание их, конечно, нет возможности. По совести могу сказать, что громадное влияние Распутина у Государя и у Государыни содержанием телеграмм устанавливалось с полной очевидностью.

В Государственном архиве Российской Федерации (ГА РФ) находятся 1796 телеграмм Николая II семье, Распутину, министрам за 1904, август 1915 - март 1917 гг., доставленные из ставки царя в Могилёве.

Однако важно знать судьбу следователя Соколова, который не послушал уговоров Генри Форда остаться на всякий случай у него в США и неожиданно умер во Франции в возрасте сорока с небольшим лет в ноябре 1924 года (найден мёртвым во дворе своего дома). Обстоятельства публикации его книги туманны. Рукопись книги и материалы следствия попали в руки «благодетеля» следователя, князя Николая Орлова, который уже в 1925 году издал рукопись под заголовком «Убийство Царской Семьи. Из записок судебного следователя Н. А. Соколова.»

Священномученик протоиерей Философ Орнатский, настоятель Казанского собора в Санкт-Петербурге описывает в 1914 г. встречу Иоанна Кронштадского с Распутиным так:

О. Иоанн спросил старца: «Как твоя фамилия?» И когда последний ответил: «Распутин», сказал: «Смотри, по фамилии твоей и будет тебе»

Схиархимандрит Гавриил (Зырянов), старец Седмиезерной пустыни, очень резко высказывался о Распутине:«Убить его, что паука: сорок грехов простится …».

10. Убийство и похороны Распутина

Убит заговорщиками (Ф. Ф. Юсупов, В. М. Пуришкевич, великий князь Дмитрий Павлович и офицер британской разведки Освальд Рейнер ) в ночь на 17 декабря 1916 года. Распутина пытались отравить (цианистый калий был добавлен в его пирожные) и застрелить (в него было сделано 11 выстрелов). Однако он пришел в себя, выбрался из подвала и попытался перелезть высокую стену сада, но был пойман убийцами, услышавшими поднявшийся собачий лай. Они поймали Распутина, связали его верёвками по рукам и ногам, отвезли на автомобиле к заранее выбранному месту недалеко от Каменного острова и сбросили с моста в полынью Невы таким образом, что тело оказалось подо льдом.

Судебно-медицинскую экспертизу император и императрица поручили известному профессору Военно-Медицинской Академии Д. П. Косоротову. Оригинал протокола вскрытия не сохранился, о причинах смерти можно говорить лишь предположительно.

До Февральской революции 1917 года предпринимались попытки канонизировать Распутина .

Распутина отпевал хорошо с ним знакомый епископ Исидор (Колоколов). В своих мемуарах А. И. Спиридович вспоминает, что заупокойную обедню (чего не имел права делать) отслужил епископ Исидор .

Говорили после, что митрополит Питирим, к которому обратились об отпевании, отклонил эту просьбу. В те дни была пущена легенда, что при вскрытии и отпевании присутствовала Императрица, что дошло и до Английского посольства. То была типичная очередная сплетня, направленная против Императрицы.

Убитого сначала хотели похоронить на его родине, в селе Покровском, но из-за опасности возможных волнений в связи с отправкой тела через полстраны, предали земле в Александровском парке Царского Села на территории строившегося Анной Вырубовой храма Серафима Саровского.

Следствие по делу об убийстве Распутина длилось два с небольшим месяца и было спешно прекращено Керенским 4 марта 1917 года. Между смертью Распутина и осквернением его могилы прошло три месяца.

Захоронение было найдено, и Керенский приказал Корнилову организовать уничтожение тела. Несколько дней гроб с останками простоял в специальном вагоне. Тело Распутина было сожжено ночью 11 марта в топке парового котла Политехнического института. . Был составлен официальный акт о сожжении трупа Распутина. На месте сожжения начертаны на берёзе две надписи, одна из которых на немецком языке: «Hier ist der Hund begraben» («Здесь погребена собака») и далее «Тут сожжён труп Распутина Григория в ночь с 10 на 11-е марта 1917 года».

(1873-1956) — известный правовед, профессор Императорского Петербургского университета, Императорского Александровского лицея, преподаватель на Высших женских курсах. Как журналист сотрудничал с „Новым временем“, был корреспондентом газеты в Государственной Думе. Председатель общества думских журналистов. С 1911 г. — гласный Санкт-Петербургской городской думы. Ниже опубликованный очерк написал уже будучи в эмиграции.

Кроме самого автора воспоминаний и Г. Е. Распутина на вечере присутствовали: Ирина Алексеевна Пиленко, Любовь Валериановна Головина, Мария Евгеньевна Головина, Ольга Евгеньевна Головина, княгиня Т., сестра милосердия (Акилина Лаптинская?), две дамы; потом пришла еще одна дама.

Инициалы имен и фамилий в тексте, таким образом представленные самим Пиленко (хотя имена легко расшифровывались знающими людьми):

Л. В. Г—а — Любовь Валериановна Головина
М—я, М—ка — Мария (Муня) Евгеньевна Головина
княгиня Т. — княгиня Тарханова или Туманова

Источник: Сегодня. 29.11.1931. № 330. С. 4.

Александр Александрович Пиленко.

Обед с Распутиным. (Автобиографические лубки).

Петроград, октябрь 1915 г.

— Хочешь обедать с Распутиным? — сказала мне раз жена.

Я решил, что это будет интересно.

Через две недели мы имели приглашение к Л. В. Г—ой, ярой поклоннице „старца“. Ее младшая дочь М—я, служила у него не то секретаршей, не то горничной.

— М—ка? — говаривал он: — хорошая девка, ничего у меня не крадет.

Мы приехали на Фонтанку [Мойку? — А. Р.] за несколько минут до семи. В обширной гостиной было полутемно. Сидела княгиня Т., две неизвестных мне дамы и сестра милосердия с каменным лицом. Когда я закурил папиросу, она отчетливо сказала, ни к кому специально не обращаясь:

— Которые курят, у тех душа прокоптится; ан в рай то, желтого, не пропустят...

Я решил ничему не удивляться. Дамы говорили вполголоса, точно рядом с комнатой покойника.

Раздался громкий, хозяйский звонок. М—я бросилась со всех ног в переднюю. Распутин вошел медленно, с развальцем. На нем были лакированные высокие сапоги, бархатные шаровары и рубаха на выпуск, лилового фая. Подпоясан он был толстым, белым крученым, шелковым же жгутом: — пейзан из балета или из первого действия „Евгения Онегина“. Сверху всего этого бархата и шелка посажена была мерзкая, явно непромытая голова: опухший нос, отекшие глаза и засаленные волосы, „перьями“ со всех сторон.

— Ослиная голова из „Сна в летнюю ночь“ — мелькнуло у меня.

Дамы бросились вперед: я не уследил, делал ли он жест благословения, но руку поцеловали они все...

Я заранее решил держаться в стороне и закрыть мою „ауру“. У меня существовало впечатление, что главная сила Распутина — в необычайно развитой интуиции, в умении сразу чувствовать, с кем он имеет дело и чего данное лицо от него ждет. Помнится, в Георгиевском монастыре я исповедовался у тамошнего схимника, очень известного в религиозных кругах. Он мне что-то говорит, а у меня в мозгу крутилась нелепая мысль:

— Ах, не спросил, надо ли ему платить и сколько? Три? Или может быть двадцать пять?..

А он вдруг остановился и спокойно отвечает на невысказанную мою мысль:

— Нет, милый, я за исповедь ничего не беру...

По совокупности косвенных наблюдений я имел убеждение, что Распутин такой же виртуоз-интуивитист. Чтобы не дать ему в руки оружия, я решил, насколько возможно, закрыть все индивидуальные излучения. Сфинкс сидит, каменный человек.

Он подошел ко мне и подозрительно сказал Г—ой:

— А этот кто?

— А. А. Пиленко, — заискивающе ответила она — профессор, я его давно знаю. В „Новом времени“ пишет, — прибавила она с ударением, — прошу жаловать, Григорий Ефимович.

Он посмотрел на меня испытующе:

— Ко мне от вас Мануйлов таскается...

Я промолчал. „Полчаса, по меньшей мере, не буду рта открывать“, — решил я вдогонку.

— Пожалуйста, кушать, Григорий Ефимович.

Мы перешли в столовую. Распутин сел первый, посередине стола. Мою жену посадили рядом с ним, направо. Потом оказалась М—я. Дальше, уже на коротком конце стола, автор этих строк. Направо от меня — антиникотинная сестра милосердия (или монашка? — я не разобрал); потом другая дочь Г—ой, сама Г—а, напротив Распутина, княгиня Т. и две остальных дамы. Распутин потянул к себе блюдо, оказавшееся прямо против его прибора: щука по-сибирски, посыпанная ржаной мукой. Рыбу он стал есть пальцами. Остальным подали суп.

Распутин все время пил, наливая сам себе мадеры из бутылки, которой другим гостям не передавали. Пил он настойчиво, облизывая губы, с ужимками старого алкоголика. После четвертой или пятой „двуспальной“ рюмки, началось некоторое „действие“: он нальет, отопьет половину, поставит — и тотчас же ил М—я или монашка хватает рюмку и осушает ее до дна, по очереди, как часовые. Пили они с явными усилием и даже отвращением: по-видимому, для того, чтобы „старцу“ меньше перепадало.

Разговор шел вяло. Г—а ставила разные — незначительные — вопросы, а Распутин нехотя отвечал. Чем больше он пил (хмель у него был необычайно быстрый), тем словоохотливее он становился. И тотчас же я заметил, что мой „сфинкс“ давит на него, как невыносимая тяжесть. Сначала он только ерзал на стуле и бросал на меня, нервно, взгляд: не улыбнусь ли я, не дам ли я хоть как-нибудь зацепиться за мою индивидуальность. Потом, он стал отвечать на вопросы третьих лиц, заискивающе поворачиваясь в мою сторону, ища моих реакций. А реакций не было: сидит деревянный столб, аккуратно кушает... и — фарфоровая глазированная кукла. Распутин неврастенично задергался — он, видимо, страдал физически. Он стал подмигивать мне, говорить со мной, обращаясь к дамам... Видали вы ребенка, который, чуть не плача, ковыряет плотно запертую копилку и для которого на свете ничего больше не существует? — не существует ничего кроме этой копилки — и пока эта копилка не откроется?

Промучав его по возможности дольше, я вдруг вмешался в разговор и сказал, совершенно ни с того, ни с сего, вне связи с тем, что обсуждали дамы, и почти грубо разрывая нить их банальностей:

— Да!.. умный вы человек, Григорий Ефимович!!

Тон я взял самый элементарный: тон жулика, который подбодряет сообщника по мороченью публики.

Распутин подскочил на стуле, потер руки, хлопнул ладошами над головой и буквально заржал:

— Ехе-хе-хи!.. А что, брат, ехе-хе-хи!!

Все его терзания сразу пропали. Он меня заэтикетировал и заклассифицировал. В дальнейшем разговоре — я заметил, что он ни разу не сказал мне ни „вы“, ни „ты“ — он так меня и трактовал: заодно, мол, турусы, разводить.

Строго говоря, он был очень элементарный мужиченка, и хитрость его белыми нитками шита была.

— Вот оно... что... братик... да! (Он уж был наполовину пьян)... еххеххе... строгось нужна... строгось...

Он повернулся к княгине:

— Ну что, грязную мою рубашку носишь?

Она растерянно раскрыла лиф и показала лиловый шелк.

— То-то, носи, не сымай... Луш-ше тебе будет.

Он нагло посмотрел на меня; на лице его, почти не скрытая, обрисовывалась улыбка торжества. Протянул княгине левую руку, обмазанную жиром. Она поцеловала. Чмокнула на лету также и сама Г—а.

— Дайте бумашку... я иму бумашку написать хочу...

— Бумажку!.. бумажку!.. — зашелестели дамы: М—я сорвалась с места и через три секунды подала перо и четыреугольник белой бумаги, видимо, заранее заготовленный.

Он долго посмотрел на меня, по очереди закрывая то правый, то левый глаз. Сморщил отекший но и стал царапать.

На бумажке на верху был крест. Потом безграмотным почерком:

„Твая мудрось выши света“.

— Покажите! покажите! — метнулась ко мне Г—а.

В это время моя жена сказала:

— И мне бумажку.

Он нехотя посмотрел на нее и протянул устало:

— Мне легше сразу...

(„Интуитивист“ подумал я; уже дома с ней разговаривал; потерял первое впечатление... то единственное, которое для него важно).

Распутин нацарапал крест и слова:

„Мать как сонца от нее всю“.

Моя бумажка уже обошла весь стол. Каждая дама повторяла с благоговением и почти с ужасом, раза по три: „Твоя мудрость выше солнца!“ Монашка налила мне в стакан вина из бутылки Распутина. Одна из присутствовавших твердо произнесла:

— А. А., с этой бумажкой вы далеко пойдете... ради Бога, не потеряйте только... Вы знаете?.. вы знаете?..

По лицу у нее прошла конвульсия и она замерла с широко открытыми глазами.

В этот момент мне пришла в голову наглая мысль. Кто я? — журналист? Что я делаю? — анкету. Так я — до дна поведу эту анкету. Позвольте, моя мудрость выше света: разве не козырь?

Распутин делает и разделывает министров? Неужели это верно? Как это происходит? Какие перипетии? Сделать опыт...

— Риск? — никакого. Пусть предложат: для мемуаров будет материал. Во-первых, я буду живой свидетель. Во-вторых, реклама для меня адовая.

Все это промелькнуло у меня в голове одним разом: как молния.

Я взял рюмку, встал, чокнулся с Распутиным.

И пошел...

— Далеко пойти можно?!. Моя мудрость?

Дамы оцепенели. Я, стоя, продолжал:

— Да разве у нас мудрым дают ход?.. Кто у нас министры?.. Кто у нас международной политикой ведает?

Не буду повторять моей филиппики против Сазонова. Признаться, я даже не мог бы вспомнить всех тех вульгарных злобствований, которыми я стал сыпать. Демагогически в самом низком смысле; грубо, глупо, ложно, тяжко нажимая на „патриотическую“ педаль. Великое государство. Божественный монарх!! Кто его подводит? — Сазонов. Кто дурак? — Сазонов. Кто мог бы и то, и се, и третье? — Сазонов.

Я нес эту чепуху — даже в чайной русского народа она была бы неловкой — минут десять.

Распутин пил и мало меня слушал.

Г—а вдруг не выдержала и прервала меня:

— Григорий Ефимович!! Да ведь вот же он, наш министр иностранных дел!!!

Княгиня перекрестилась. Монашка сбегала за новой бутылкой и налила мне мадеры в громадный стакан для минеральной воды, прошептав:

— На здоровье, батюшка, кушай мадеру.

Одна из неизвестных дам, почти со стоном отчаяния, сказала:

— Господи! Если бы только Григорий Ефимович захотел сказать государю!

— Григорий Ефимович, — подхватила другая торопливым шепотком. — Государыне, государыне надо сказать... оне, бедныя, ничего не знают...

Моя жена смотрела на меня вопросительно.

Распутин вытер рукой мокрые усы, уставился на меня посоловевшими глазами (только подумать, что этим вылинявшим зрачкам привычного алкоголика приписывали какой-то „магнетизм“!..) и стал бурчать, стараясь что-то сообразить, икая:

— Вот оно... да... правильно... строгось нужна... старик то (Горемыкин) слабенек...

Конец обеда запомнился мне меньше. Пришла еще дама и разговор стал переходить на темы мистические. Мне трудно было уследить за ходом мысли этих одержимых, перекликавшихся, как воробьи, на им одним понятном жаргоне. Шла речь об отречении от своей гордыни, о церкви верующих, объединенных в одном порыве.

Относительно отречения от гордости, выводы напрашивались сами собой: светская дама должна носить грязную рубашку; чем гаже и гнуснее будет то, что ей предпишет Распутин, тем охотнее она подчинится... до конца, до сексуальной психопатии.

Объединенная церковь, по-видимому, тоже докатывалась до хлыстовства, но несколько более осложненным путем.

Уже ослабевший от вина Распутин повторно напирал на литургическом возглашении:

— Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы...

А дамы вторили ему, почти в экстазе:

— Не возлюбишь и не исповедаешься...

— Исповеди то без любви не бывает...

— Любить надо, это и есть истинное причастие...

Разрешите не настаивать на этих мерзостях. Было душно, гадко, невыносимо. Радение. Все таинства православной церкви, одно за другим, сводились к тому, что дама должна... виноват, больше ничего не скажу.

Вышли в гостиную. Г—а и княгиня задержали меня в углу и допытывали о Боснии, о Вильгельме, о революции. Я старался отвечать так, чтобы никому не быть против шерсти.

Вдруг, из соседней залы, выскочила моя жена: сухо и взволнованно она отрезала:

Дорогой она рассказывала мне.

— Он, т. е. Распутин, повел меня в зал, взял за талию и стал водить в круг. Все шибче и шибче. Он внутри, а я по кругу бегаю. Голова стала кружиться, он облапил и поцеловал.

— Вот, сукин сын!

Портфель Сазонова оказался дороговатым по цене...

Через два дня, звонок по телефону. Жена подошла — я был тут же. По первому же ответу я заметил, что разговор — не банальный... она продолжала.

— Здравствуйте... А... да!.. не знаю...

Потом наотмашь:

— Я спрошу мужа.

— Это звонила М—я. „С вами будут разговаривать.“ Потом Распутин. „Приготовь ка мне щучку по-сибирски, я к тебе приеду обедать.“

Тем дело и кончилось.
-----
Через год, на 17-ое сентября, мы впервые вновь поехали к Г—ой, поздравлять на Любовь.

— Что же это вы, А. А., совсем меня забыли? — по-прежнему сладко сказала она.

— Помилуйте, Л. В. Когда мы были в последний раз у вас, Распутин поцеловал Ирину... Если бы я был в комнате, я убил бы его...

Она спокойно посмотрела на меня.

— Что вы, что вы! Разве его убить можно? В Сибири уже пробовали... не вышло... его ангелы Божии охраняют.

— Удивляюсь, Л. В. Он при вас и при мне напился, как свинья... а вы его святым считаете.

— А то как же?.. В монастыре то легко быть святым... А он, родной, в грязь к нам, грешным, соблаговоляет, чтобы все видели, какая она есть, грязь... в окружении порочном — святой. Вот это так истинная святость...

Долго еще твердила она этот заученный урок.

(Из дневника Николая II).

«В минуты сомнений и душевной тревоги я люблю с ним (Распутиным - сост.) беседовать, и после такой беседы мне всегда на душе делается легко и спокойно».

(Государь Николай Александрович).

(Из воспоминаний флигель-адъютанта Мордвинова).

(Из воспоминаний журналиста, кандидата прав Г.П. Сазонова).

Следователь Чрезвычайной следственной комиссии А. Ф. Романов раскрыл секреты появления некоторых «доказательств»: «Среди разного рода бумаг, отобранных при обыске, была найдена фотография, на которой в обстановке оконченного обеда или ужина - стол с остатками еды, недопитыми стаканами - изображены Распутин и какой-то священник с какими-то смеющимися женщинами. Сзади их балалаешники. Впечатление кутежа в отдельном кабинете.

(Игумен Серафим, Православный Царь-мученик.

Русская тип. при Духовной миссии. Пекин. 1920).

К тому же впоследствии женщина, сообщившая вл. Феофану что-то плохое о Распутине, отказалась от своих слов».

(Из комментариев к книге игумена Серафима (Кузнецова) «Православный Царь-мученик», сост. С.Фомин).

«У меня никогда не было, и нет никаких сомнений относительно нравственной чистоты и безукоризненности этих отношений (между Царской Семьей и Распутиным - сост.). Я официально об этом заявляю, как бывший духовник Государыни. Все отношения у нее сложились и поддерживались исключительно только тем, что Григорий Ефимович буквально спасал от смерти своими молитвами жизнь горячо любимого сына, Наследника Цесаревича, в то время как современная научная медицина была бессильна помочь.

И если в революционной толпе распространяются иные толки, то это ложь, говорящая только о самой толпе и о тех; кто ее распространяет; но отнюдь не об Александре Феодоровне...».

(Из показаний духовника Императрицы Александры Феодоровны епископа Феофана (Быстрова) Чрезвычайной следственной комиссии временного правительства).

«Все книги полны рассказами о влиянии Распутина на государственные дела, и утверждают, что Распутин постоянно находился при Их Величествах. Вероятно, если бы я стала это опровергать, то никто бы не поверил. Обращу только внимание на то, что каждый его шаг, со времени знакомства Их Величеств у Великой Княгини Милицы Николаевны до его убийства в юсуповском доме, записывался полицией.

У Их Величеств были три рода охраны: Дворцовая полиция, конвой и вводный полк. Всем этим заведовал Дворцовый комендант. Последним до 1917 года был генерал Воейков. Никто не мог быть принятым Их Величествами или даже подойти ко Дворцу без ведома Дворцовой полиции. Каждый из них, а также все солдаты сводного полка на главных постах вели точную запись лиц, проходивших и проезжавших. Кроме того, они были обязаны сообщать по телефону дежурному офицеру Сводного полка о каждом человеке, проходившем во Дворец.

Каждый шаг Их Величеств записывался....Везде выходила полиция тайная и явная, со своими записями, следя за каждым шагом Государыни. Стоило ей остановиться где, или поговорить со знакомыми, чтобы этих несчастных сразу обступала после полиция, спрашивая фамилию и повод их разговора с Государыней....

Если я говорю, что Распутин приезжал два или три раза в год к Их Величествам, а последнее время они, может быть, видели его четыре или пять раз в год, то можно проверить по точным записям этих полицейских книг, говорю ли я правду.

В 1916 году лично Государь видел его только два раза. Но Их Величества делали ошибку, окружая посещения Григория Ефимовича тайной. Это послужило поводом к разговорам. Каждый человек любит иметь некоторую интимность и хочет иногда остаться один со своими мыслями или молитвами, закрыть двери своей комнаты.

То же было у Их Величеств по отношению к Распутину, который был для них олицетворением надежд и молитв. Они на час позабывали о земном, слушая рассказы о его странствованиях и так далее. Проводили его каким-нибудь боковым ходом по маленькой лестнице, принимали не в большой приемной, а в кабинете Ее Величества, предварительно пройдя по крайней мере десять постов полиции и охраны с записями.

Эта часовая беседа наделывала шуму на год среди придворных».

«Самое сильное озлобление на Распутина поднялось в два или три последних года его жизни. Его квартира в Петрограде, где он проводил всего больше времени, была переполнена всевозможной беднотой и разными просителями, которые, воображая себе, что он имеет огромную власть и влияние при Дворе, приходили к нему со своими нуждами.

Григорий Ефимович, перебегая от одного к другому, безграмотной рукой писал на бумажках разным влиятельным лицам записки всегда почти одного содержания: «милый, дорогой, прими»; или: «милый, дорогой, выслушай». Несчастные не знали, что менее всего могли рассчитывать на успех, прося через него, так как все относились к нему отрицательно.

Одно из самых трудных поручений Государыни - большей частью из-за болезни Алексея Николаевича - это было ездить на квартиру Григория Ефимовича, всегда полную просителями и часто - проходимцами, которые сейчас же обступали меня и не верили, что я в чем-либо помочь им не могу, так как я считалась, чуть ли не всемогущей.

Все эти прошения, которые шли через Григория Ефимовича, и которые он привозил в последние годы в карманах к Их Величествам, только их сердили; они складывали их в общий пакет на имя графа Ростовцева, который рассматривал их и давал им законный ход.

Но, конечно, это создавало массу разговоров, и я помню, как благомыслящие люди просили Их Величества дать Григорию Ефимовичу келью в Александро-Невской Лавре или другом монастыре, дабы там оградить его от толпы, газетных репортеров и всяких проходимцев, которые впоследствии, чтобы очернить Их Величества, пользовались его простотой, увозили с собой и напаивали его; но Их Величества тогда не обратили внимания на эти советы».

(Из воспоминаний А.А. Вырубовой «Страницы из моей жизни»).

«Я видела лишь моральную сторону этого человека, которого почему-то называли аморальным. И я была не одинока в своей оценке характера сибирского крестьянина. Мне известно наверняка, что многие женщины моего круга, имевшие интрижки на стороне, а также дамы из полусвета именно благодаря влиянию Распутина вылезли из той грязи, в которую погружались.

Помню, что однажды, прогуливаясь по Морской с офицером, сослуживцем моего мужа, капитана 1 ранга Дена, я встретила Распутина. Он строго посмотрел на меня, а когда я вернулась домой, то нашла записку, в которой старец велел зайти к нему. Отчасти из любопытства я повиновалась. Когда я увидела Григория Ефимовича, он потребовал от меня объяснений.

А что я должна объяснить? - спросила я.

Сама знаешь не хуже моего. Ты что же это, хочешь походить на этих распутных светских барынек? Почто со своим мужем не гуляешь?

Женщинам, искавшим у него совета, он неизменно повторял:

Вздумается тебе сделать что-то нехорошее, приди ко мне и все расскажи, как на духу.

О Распутине я могу поведать только то, что я видела в нем. Будь я распутинианкой или жертвой низменной страсти, я бы не жила счастливо со своим супругом, и капитан 1 ранга Императорского Российского флота Ден не допустил бы, чтобы я встречалась с Распутиным, если бы он вел себя непозволительно в Царском Селе. Его долг мужа превозмог бы преданность Императорской Семье.

Зная религиозные убеждения Государыни и присущие обоим классам особенности, революционеры нашли в лице Распутина подходящее орудие для разрушения Империи».

(Из воспоминаний Юлии Ден «Подлинная Царица»).

Принимая во внимание, что вопрос о принадлежности крестьянина слободы Покровской Григория Распутина-Нового к секте хлыстов внимательно рассмотрен Его Преосвященством, Преосвященнейшим Алексием, Епископом Тобольским и Сибирским по данным следственного дела, на основании личного наблюдения крестьянина Григория Нового и на основании сведений, полученных о нем от людей, хорошо его знающих, что по таким личным наблюдениям этого дела Его Преосвященство считает крестьянина Григория Распутина-Нового православным христианином, человеком, духовно настроенным и ищущим правды Христовой, - дело о крестьянине слободы Покровской Григории Распутине-Новом дальнейшим производством прекратить и причислить оконченным. Такое определение Консистории Преосвященным Алексием того же 29 ноября утверждено».

(Заключение Тобольской Духовной Консистории, 1912 г.).