Державин не ограничился лишь одной новой разновидностью оды. Он преобразовывал, иногда до неузнаваемости, одический жанр по самым разным направлениям. Особенно интересны его опыты в одах, соединяющих в себе прямо противоположные начала: похвальное и сатирическое. Именно такой была его рассмотренная выше знаменитая ода "К Фелице". Соединение в ней "высокого" и "низкого" получилось вполне естественным именно потому, что уже прежде поэтом был найден верный художественный ход. На первый план в произведении выдвигалась не отвлеченно-высокая государственная идея, а живая мысль конкретного человека. Человека, хорошо понимающего реальность, наблюдательного, ироничного, демократичного в своих взглядах, суждениях и оценках. Очень хорошо сказал об этом Г.А. Гуковский: "Но вот появляется похвала императрице, написанная живой речью простого человека, говорящая о простой и подлинной жизни, лирическая без искусственной напряженности, в то же время пересыпанная шутками, сатирическими образами, чертами быта. Это была как будто и похвальная ода и в то же время значительную часть ее занимала как будто сатира на придворных; а в целом это была и не ода и не сатира, а свободная поэтическая речь человека, показывающего жизнь в ее многообразии, с высокими и низкими, лирическими и сатирическими чертами в переплетении - как они переплетаются на самом деле, в действительности".
Небольшие по объему лирические стихотворения Державина также пронизаны новаторским духом. В посланиях, элегиях, идиллиях и эклогах, в песнях и романсах, в этих более мелких, чем ода, лирических жанрах, поэт чувствует себя еще более освобожденным от строгих классицистических канонов. Впрочем, строгого деления на жанры Державин вообще не придерживался. Его лирическая поэзия - это некое единое целое. Оно держится уже не той жанровой логикой, не теми неукоснительными нормами, которыми предписывалось соблюдать соответствия: высокая тема - высокий жанр - высокая лексика; низкая тема - низкий жанр - низкая лексика. Еще недавно подобные соответствия были необходимы молодой русской поэзии. Требовались нормативы и образцы, в противодействии которым всегда заключен импульс для дальнейшего развития поэзии. Другими словами, как никогда нужна была исходная точка, от которой большой художник отталкивается, ища свой собственный путь.
Лирический герой, объединяющий в одно целое стихотворения Державина, - это впервые он сам, конкретный, узнаваемый читателями человек и поэт. Расстояние между автором и лирическим героем в "мелких" поэтических жанрах Державина минимально. Вспомним, что в оде "К Фелице" подобное расстояние оказывалось куда более значительным. Придворный-мурза, сибарит и празднолюбец, - это не труженик Гаврила Романович Державин. Хотя оптимистический взгляд на мир, веселость и благодушие их и очень роднят. С большой точностью о лирических стихотворениях поэта сказано в книге Г.А. Гуковского: "У Державина поэзия вошла в жизнь, а жизнь вошла в поэзию. Быт, подлинный факт, политическое событие, ходячая сплетня вторглись в мир поэзии и расположились в нем, изменив и сместив в нем все привычные, респектабельные и законные соотношения вещей. Тема стихотворения получила принципиально новое бытие <…> Читатель прежде всего должен уверовать, должен осознать, что это говорит о себе именно сам поэт, что поэт - это такой же человек, как те, кто ходят перед его окнами на улице, что он соткан не из слов, а из настоящей плоти и крови. Лирический герой у Державина неотделим от представления о реальном авторе".
В последние два десятилетия своей жизни поэт создает целый ряд лирических стихотворений в анакреонтическом духе. От жанра оды он постепенно отходит. Однако державинская "анакреонтика" мало похожа на ту, что мы встречали в лирике Ломоносова. Ломоносов спорил с древнегреческим поэтом, противопоставляя культу земных радостей и веселья свой идеал служения отечеству, гражданские добродетели и красоту женского самоотвержения во имя долга. Не таков Державин! Он ставит перед собой задачу выразить в стихах "самые нежнейшие чувствования" человека.
Не будем забывать, что идут последние десятилетия века. Почти по всему литературному фронту классицизм с его приоритетом гражданской тематики сдает позиции сентиментализму, художественному методу и направлению, в которых первостепенна тематика личная, нравственная, психологическая. Едва ли стоит напрямую связывать лирику Державина с сентиментализмом. Вопрос этот очень спорный. Ученые-литературоведы решают его по-разному. Одни настаивают на большей близости поэта к классицизму, другие - к сентиментализму. Автор многих трудов по истории русской литературы Г.П. Макогоненко в поэзии Державина обнаруживает явные приметы реализма. Вполне очевидно лишь то, что произведения поэта настолько самобытны и оригинальны, что едва ли возможно прикрепить их к строго определенному художественному методу.
Кроме того, творчество поэта динамично: оно изменялось в пределах даже одного десятилетия. В своей лирике 1790-х годов Державин осваивал новые и новые пласты поэтического языка. Он восхищался гибкостью и богатством русской речи, так хорошо, по его мнению, приспособленной к передаче разнообразнейших оттенков чувства. Подготавливая в 1804 году к печати сборник своих "анакреонтических стихов", поэт заявлял в предисловии о новых стилистических и языковых задачах, стоящих перед ним: "По любви к отечественному слову желал я показать его изобилие, гибкость, легкость и вообще способность к выражению самых нежнейших чувствований, каковые в других языках едва ли находятся".
Вольно переделывая на русский лад стихи Анакреона или Горация, Державин вовсе не заботился о точности перевода. "Анакреонтику" он понимал и использовал по-своему. Она была ему нужна для того, чтобы свободнее, красочнее и детальнее показать русский быт, индивидуализировать и подчеркнуть особенности характера ("нрава") русского человека. В стихотворении "Похвала сельской жизни" горожанин рисует в своем воображении картины простого и здорового крестьянского быта:
Горшок горячих, добрых щей, Бутылка доброго вина, Впрок пива русского варена.
Не всегда опыты Державина были удачными. Он стремился охватить в единой поэтической концепции два разнородных начала: государственную политику и частную жизнь человека с ее повседневными интересами и заботами. Сделать это было трудно. Поэт ищет, что же может объединить два полюса существования общества: предписания власти и частные, личные интересы людей. Казалось бы, он находит ответ - Искусство и Красота. Перелагая в стихотворении "Рождение Красоты" древнегреческий миф о возникновении из морской пены богини красоты Афродиты (миф в версии Гесиода - Л.Д.), Державин описывает Красоту как вечное примиряющее начало:
…Красота Вмиг из волн морских родилась. А взглянула лишь она, Тотчас буря укротилась И настала тишина.
Но поэт слишком хорошо знал, как устроена реальная жизнь. Трезвый взгляд на вещи и бескомпромиссность были отличительными свойствами его натуры. И потому в следующем стихотворении "К морю" он уже подвергает сомнению, что в нынешнем "железном веке" Поэзия и Красота смогут одержать верх над победно распространяющейся жаждой богатства и наживы. Чтобы выстоять, человек в этом "железном веке" вынужден сделаться "тверже кремня". Где уж тут "знаться" с Поэзией, с Лирой! И любовь к прекрасному современному человеку все более чужда:
Ныне железные ль веки? Тверже ль кремней человеки? Сами не знаясь с тобой, Свет не пленяют игрой, Чужды красот доброгласья.
В последний период творчества лирика поэта все больше наполняется национальной тематикой, народнопоэтическими мотивами и приемами. Все отчетливее проступает в ней "глубоко художественный элемент натуры поэта", на который указывал Белинский. Замечательные и самые разные по жанровым признакам, стилю, эмоциональному настроению стихотворения создает Державин в эти годы. "Ласточка" (1792), "Мой истукан" (1794), "Вельможа" (1794), "Приглашение к обеду" (1795), "Памятник" (1796), "Храповицкому" (1797), "Русские девушки" (1799), "Снегирь" (1800), "Лебедь" (1804), "Признание" (1807), "Евгению. Жизнь Званская" (1807), "Река времен…" (1816). А еще "Кружка", "Соловей", "На счастье" и много других.
Проанализируем некоторые из них, обращая внимание прежде всего на их поэтику, то есть тот самый, по выражению критика, "глубоко художественный элемент" творений Державина. Начнем с особенности, сразу же привлекающей к себе внимание: стихи поэта воздействуют на читателя красочно-зримой конкретностью. Державин - мастер живописных картин и описаний. Приведем несколько примеров. Вот начало стихотворения "Видение мурзы" :
На темно-голубом эфире Златая плавала луна; В серебряной своей порфире Блистаючи с высот, она Сквозь окна дом мой освещала И палевым своим лучом Златые стекла рисовала На лаковом полу моем.
Перед нами - великолепная живопись словом. В раме окна, словно в раме, окаймляющей картину, видим чудный пейзаж: на темно-голубом бархатном небе, в "серебряной порфире" медленно и торжественно плывет луна. Наполняя комнату таинственным сиянием, рисует лучами своими золотые узоры-отражения. Какая тонкая и прихотливая цветовая гамма! Отсвет лакового пола соединяется с палевым лучом и создает иллюзию "златых стекол".
А вот первая строфа "Приглашения к обеду" :
Шекснинска стерлядь золотая, Каймак и борщ уже стоят; В графинах вина, пунш, блистая То льдом, то искрами, манят; С курильниц благовонья льются, Плоды среди корзин смеются, Не смеют слуги и дохнуть, Тебя стола вкруг ожидая; Хозяйка статная, младая Готова руку протянуть. Ну можно ли не принять такое приглашение!
В большом стихотворении "Евгению. Жизнь Званская" Державин доведет прием живописной красочности образа до совершенства. Лирический герой находится "на покое", он отошел от службы, от столичной суеты, от честолюбивых устремлений:
Блажен, кто менее зависит от людей, Свободен от долгов и от хлопот приказных, Не ищет при дворе ни злата, ни честей И чужд сует разнообразных!
Так и кажется, что повеяло пушкинским стихом из "Евгения Онегина": "Блажен, кто смолоду был молод…" Пушкин хорошо знал стихи Державина, учился у старшего поэта. Много параллелей найдем в их произведениях.
Красочность и зримость деталей "Евгению. Жизни Званской" поражают. Описание накрытого к обеду стола из "домашних, свежих, здравых припасов" так конкретно и натурально, что кажется, протяни руку и дотронься до них:
Багряна ветчина, зелены щи с желтком, Румяно-желт пирог, сыр белый, раки красны, Что смоль, янтарь-икра, и с голубым пером Там щука пестрая - прекрасны!
В исследовательской литературе о поэте существует даже определение "державинский натюрморт". И все-таки свести разговор только к натуральности, естественности изображенных поэтом бытовых сцен и природных пейзажей было бы неверно. Державин часто прибегал и к таким художественным приемам как олицетворение, персонификация отвлеченных понятий и явлений (то есть придание им материальных признаков). Таким образом он добивался высокого мастерства художественной условности. Без нее поэту тоже не обойтись! Она укрупняет образ, делает его по-особому выразительным. В "Приглашении к обеду" находим такой персонифицированный образ - от него мурашки бегут по коже: "И Смерть к нам смотрит чрез забор". А как очеловечена и узнаваема державинская Муза. Она "сквозь окошечко хрустально, склоча волосы, глядит".
Красочные олицетворения встречаются уже у Ломоносова. Вспомним его строки:
Там Смерть меж готфскими полками Бежит, ярясь, из строя в строй И алчну челюсть отверзает, И хладны руки простирает…
Однако нельзя не заметить, что содержание персонифицированного образа здесь совсем иное. Образ Смерти у Ломоносова величественен, монументален, его лексическое оформление торжественно и высокопарно ("отверзает", "простирает"). Смерть всевластна над строем воинов, над целыми полками войск. У Державина же Смерть уподоблена крестьянке, дожидающейся за забором соседа. Но именно из-за этой простоты и обыденности возникает ощущение трагического контраста. Драматизм ситуации достигается без высоких слов.
Державин в своих стихах разный. Его поэтическая палитра многоцветна и многомерна. Н.В. Гоголь упорно доискивался до истоков "гиперболического размаха" державинского творчества. В тридцать первой главе "Выбранных мест из переписки с друзьями", которая называется "В чем же, наконец, существо русской поэзии и в чем ее особенность", он пишет: "Все у него крупно. Слог у него так крупен, как ни у кого из наших поэтов. Разъяв анатомическим ножом, увидишь, что это происходит от необыкновенного соединения самых высоких слов с самыми низкими и простыми, на что бы никто не отважился, кроме Державина. Кто бы посмел, кроме его, выразиться так, как выразился он в одном месте о том же своем величественному муже, в ту минуту, когда он все уже исполнил, что нужно на земле:
И смерть как гостью ожидает, Крутя, задумавшись, усы.
Кто, кроме Державина, осмелился бы соединить такое дело, как ожиданье смерти, с таким ничтожным действием, каково крученье усов? Но как через это ощутительней видимость самого мужа, и какое меланхолически-глубокое чувство остается в душе!".
Гоголь, несомненно, прав. Суть новаторской манеры Державина именно в том и заключается, что поэт вводит в свои произведения жизненную правду, как он ее понимает. В жизни высокое соседствует с низким, гордость - с чванливостью, искренность - с лицемерием, ум - с глупостью, а добродетель - с подлостью. Сама же жизнь соседствует со смертью.
Столкновением противоположных начал образуется конфликт стихотворения "Вельможа" . Это большое лирическое произведение одической формы. В нем двадцать пять строф по восемь строк в каждой. Четкий ритмический рисунок, образованный четырехстопным ямбом и особой рифмовкой (aбaбвггв), выдержан в жанровой традиции оды. Но разрешение поэтического конфликта вовсе не в традициях оды. Сюжетные линии в оде, как правило, не противоречат одна другой. У Державина же они конфликтны, противоположны. Одна линия - вельможи, человека достойного и своего звания, и своего предназначения:
Вельможу должны составлять Ум здравый, сердце просвещенно; Собой пример он должен дать, Что звание его священно, Что он орудье власти есть, Подпора царственного зданья. Вся мысль его, слова, деянья Должны быть - польза, слава, честь.
Другая линия - вельможи-осла, которого не украсят ни звания, ни ордена ("звезды"): Осел останется ослом, Хотя осыпь его звездами; Где должно действовать умом, Он только хлопает ушами. О! тщетно счастия рука, Против естественного чина, Безумца рядит в господина Или в шутиху дурака.
Напрасно было бы ожидать от поэта психологического углубления заявленного конфликта или авторской рефлексии (то есть аналитических размышлений). Это придет в русскую поэзию, но несколько позже. Пока же Державин, едва ли не первый из русских поэтов, прокладывает путь к изображению чувств и поступков людей в повседневной их жизни.
На этом пути много помог поэту тот самый "русский сгиб ума", о котором говорил Белинский. Умерла горячо любимая подруга и жена поэта. Чтобы хоть немного избыть тоску, Державин в стихотворении "На смерть Катерины Яковлевны" обращается словно за поддержкой к ритму народных причитаний:
Уж не ласточка сладкогласная Домовитая со застрехи - Ах! моя милая, прекрасная, Прочь отлетела, - с ней утехи. Не сияние луны бледное Светит из облака в страшной тьме - Ах! лежит ее тело мертвое, Как ангел светлый во крепком сне.
Ласточка - любимый образ в народных песнях и причитаниях. И неудивительно! Она вьет гнездо вблизи жилья человека, а то и под застрехой. Она рядом с крестьянином, умиляет его и веселит. Своей домовитостью, опрятностью и ласковым щебетанием напоминает поэту "сладкогласная ласточка" его милую подругу. Но ласточка весела и хлопочет. А милую уже ничто не может пробудить от "крепкого сна". "Сокрушенному сердцу" поэта только и остается выплакать горчайшую печаль в стихах, так похожих на народные причитания. И прием параллелизма с миром природы в этом стихотворении как нельзя более впечатляющ и выразителен.
Дальнейший и более глубокий кризис эстетики клас-зма, знаменовавший переход к предромантической и реалистической поэзии, сказался в творчестве крупнейшего поэта 18 столетия Гаврилы Романовича Державина. Возникшая под влиянием поэзии клас-зма, прежде всего Ломоносова и Сумарокова, поэзия Державина впитала в себя лучшие достижения современных поэтов, в чьем творчестве отразились новые тенденции, шедшие вразрез с условностью и нормативностью поэтики клас-зма.
Поэзия Державина отличалась самобытностью и народностью, новыми поэтическими открытиями, которые сделали его величайшим учителем русских поэтов 19 века и в особенности А.С. Пушкина. В поэзии Державина с необычайной полнотой отразилась его эпоха, как писал Белинский он первым поэтически выразил «русский 18 век».
Новаторство Державина заключалось прежде всего в обращении поэзии к жизни, к ее земным радостям, в умении быт, низкие картины природы сделать достоянием поэзии. В противовес поэтике клас-зма Державин вносит в поэзию автобиографическую тему, авторское индивидуальное «я». Сам поэт, его образ мыслей и чувствований, жизнь его окружающая, стали предметом поэзии. Вместо отвлеченного идеала разумного – реальная человеческая личность, индивидуум, достойный сам по себе внимания и уважения.
Он разрушает жанровую и стилистическую иерархию клас-зма, относя к одам и элегии, и стансы, и песни, и романсы. Державин пишет свои оды «забавным русским слогом», в котором высокие слова соседствуют с низкими, просторечными.
В оде «Видение мурзы», как и в других произведениях Державина этого времени («Ключ», «К первому соседу», «Благодарность Фелице» и т.д.) поражает красочность, живописность, яркая образность в восприятии окружающего мира. Этот прекрасный, действительный мир, наполненный красками и звуками, отразился не только в пейзажных зарисовках поэта, в которых он также выступил новатором, но и в умении живописать и комнатный интерьер, и праздничный обеденный стол. Сам Державин называл поэзию «говорящей живописью» и считал ее «сестрой музыки».
Державин первым открыл красоту русской природы. Он рисует картины «румяной осени», передает шум «красно-желтых» листьев. Недаром творчество Державина Белинский считал «первым действительным проявлением русского духа в сфере поэзии». В поэзии Державина впервые дана реальная обстановка, предметы быта, действуют живые люди, его современники. Это не только императрица, вельможи, полководцы, но и обыкновенные люди – Мещерский, сосед Державина богач Голиков и т.д.
К гражданской лирике Державина примыкает одно из его поздних итоговых произведений – стихотворение «Памятник» - вольное подражание оде Горация «К Мельпомене» (муза трагедии). Кроме Державина к этой оде обращались Ломоносов, Пушкин, Брюсов. Общей для всех «памятников» была мысль о праве авторов на бессмертие, но мотивировка этого права была у каждого своя.
Стихотворение разбито на строфы и состоит из пяти четверостиший, написанных шестистопным ямбом с перекрестной рифмой. Произведение приобрело русскую национальную окраску. Апулия – родина Горация и протекающая по ней река Ауфид заменены названием русских рек и морей (упоминается Волга, Дон, Нева, Белое и Черное море). Державин напоминает, что он первый «дерзнул» отказаться от торжественного, высокопарного стиля похвальных од. Кроме поэтической смелости Державин обладает и гражданским мужеством: поэт не побоялся говорить истину правителям. Пушкинский «Памятник» и по форме, и по содержанию связан не столько с горацианским, сколько с державинским вариантом этого стихотворения.
Стихотворение Державина «Признание”, написанное в 1807 году - своего рода поэтический кодекс.
Лирический герой произведения тождествен автору. Поэт прямо подчёркивает: он такой же человек, как и все, и ему свойственны те же слабости, увлечения, что и остальным смертным: обольщение суетой и блеском света, увлечение женской красотой, популярностью, славой. Потому в конце произведения, перефразируя известное библейское высказывание, автор восклицает своим незримым собеседникам-читателям: бросьте на гроб мой камень, если сами вы не такие! Идейно-смысловой его центр: гуманность, со свойственной ему добротой, искренностью, верой во всё лучшее.
Державин «Признание» строит по принципу противопоставления. Он подчёркивает, что если прославлял царей, то не из-за верноподданнических чувств, а чтобы воспеть добродетели, необходимые в государственных лицах, и указать на них сильным мира сего. Победы ним восхвалялись, дабы потомки знали о важных событиях своей истории, гордились ими, и свою страну, своё время тоже поднимали на пьедестал великих свершений. В глаза лирический герой и истины «брякал» вельможам, критикуя их не из зависти или злобы, а чтобы те становились лучше. Именно искренность, правдивость, открытость миру и людям считает главными достоинствами своей поэзии Державин.
Стихотворение “Дар” – анакреонтический стих.
Создавался в период, когда автор, прошедший долгий служебный путь, исполненный взлетов и падений, начинал понимать ненужность и бесплодность своего административного рвения. Все чаще и чаще приходила мысль об уходе на покой от утомительной и неблагодарной гос деятельности. В этой биографической основе выстраиваются в анакреонтке Державине два противоположных друг другу мира: официальный, правительственный, враждебный поэту и домашний, спокойный, дающий обширный материал для его поэзии. Устанавливается своеобразное соотношение ценностей, почитаемых в каждом из этих миров. Утомительной службе при дворе противостоит покой, зависимости от прихотей и капризов двора – совобода человека, служебной иерархии – дружеские отношения и т.д.
(1743-1816)
«Державин – это полное выражение, живая летопись, торжественный гимн, пламенный дифирамб века Екатерины, с его лирическим одушевлением, с его гордостью настоящим и надеждами на будущее, его просвещением и невежеством, его эпикуреизмом и жаждою великих дел, его пиршенственною праздностию и неистощимой практическою деятельностью», - писал Белинский в 1834 г. в «Литературных мечтаниях».
Державин сумел обратить поэзию к жизни, к ее земным радостям, сумел быт, низкие картины природы сделать достоянием поэзии. В противовес поэтике классицизма, Державин вносит в поэзию автобиографическую тематику, авторское индивидуальное «я». Сам поэт, его образ мыслей и чувствований, жизнь его окружающая, стали предметом поэзии. Вместо отвлеченного идеала разумного – реальная человеческая личность, индивидуум, достойный сам по себе внимания и уважения.
Гаврила Романович Державин родился 14 июля 1743 года в Казанской губернии в семье бедного дворянина. Державин сам рассказал о своей жизни в «Записке из известных всем происшествиев и подлинных дел, заключающих в себе жизнь Гаврилы Романовича Державина» (1812 г.). Это был рассказ о частной жизни поэта. Отец Державина служил в малых офицерских чинах под Казанью, потом в Оренбурге. Начальное образование получил у дьячка в сельской церкви. Когда в 1759 г. в Казани открылась гимназия, мать отдала туда сына. За удачно нарисованную карту с видами города, которая попала к вельможе И.И.Шувалову, Державин был зачислен в гвардейский полк. Однако эта награда обернулась для Державина десятью годами солдатчины. Начиная с 1762г. (его отозвали из гимназии) Державин тянул солдатскую лямку. Первый офицерский чин он получил только в 1772 г. Во время разразившегося пугачевского восстания Державин, жаждавший деятельности, был среди тех, кто принимал участие в подавлении мятежа. Он считал это исполнением долга. Резкий, прямой, независимый и смелый в суждениях, Державин сумел восстановить против себя воинское начальство и, получив повышение в чине, был уволен из армии и переведен в Сенат. Он прошел путь от солдата до министра. Был губернатором в Олонецком крае, затем в Тамбове, секретарем Екатерины II, сенатором, министром юстиции при Александре I.
Державин впервые выступил в печати в 1773 году с одой «На бракосочетание великого князя Павла Петровича с Наталиею Алексеевною». Более интересен из его ранних произведений цикл од, связанных с событиями пугачевского восстания. Оды, «Переведенные и сочиненные при горе Читалагае», вышли отдельной книжкой в Петербурге в 1776г. В этих оригинальных и переводных одах Державин затронул темы, которые будут характерны и для последующего творчества. В оде «На день рождения ее величества» поэт пишет:
Так ты всем матерь равна буди.
Враги, монархиня, те же люди;
Ударь еще и разжени,
Но с тем, чтоб милость к ним пролити...
Как и предшествующие ему просветители, Державин надеялся на просвещенного монарха, от воли которого зависит все:
На то ль, на то ль сей только свет,
Чтоб жили в нем рабы, тираны,
Друг друга варварством попраны,
С собою свой носили вред?
В одах «На великость», «На знатоность» он, продолжая тему естественного равенства людей, говорит о необходимости личных заслуг человека перед обществом, государством:
Внемлите, князи всей вселенной,
Статуи, без достоинств, вы!
Ранним одам Державина присуща подражательность, он следует во многом традициям Ломоносова, они «писаны весьма нечистым и неясным слогом» – признавался сам поэт; «хотев парить», он, по его словам, не мог выдержать свойственного Ломоносову «велелепия и пышности». Но с 1779 года, как писал сам Державин, «избрал он совсем другой путь». В 1779 году он написал стихотворение «Ключ», «Стихи на рождение на Севере порфирородного отрока» и оду «На смерть князя Мещерского». Уже в этих произведениях, появившихся в «Санкт-Петербургском вестнике», прозвучало новое слово поэта, воспринимающего окружающий мир, окружающую природу глазами простого человека во всей ее живой и красочной реальности, со всеми бытовыми подробностями. В этих произведениях он нарушает и жанровое и стилевое единство. Ода «На смерть князя Мещерского» – ода-элегия, которая резко отличается от обычной похвальной оды классицизма. Говоря о конкретном человеке, Державин задумывается над извечной философской проблемой жизни и смерти, которая пройдет через все его творчество. Непосредственным поводом к ее написанию послужила кончина приятеля Державина, эпикурейца князя А.И. Мещерского, глубоко поразившая поэта своей неожиданностью. На биографической основе вырастает философская проблематика оды, вобравшая в себя просветительские идеи века.
Тема смерти раскрывается Державиным в порядке постепенного нагнетания явлений, подвластных закону уничтожения: смертен сам поэт, смертны все люди, «Глотает царства алчна смерть». И наконец, «Звезды ею сокрушатся, //И солнцы ею потушатся,// И всем мирам она грозит».
Перед лицом смерти происходит как бы переоценка ценностей. Рождается мысль о природном равенстве людей, независимо от их ранга и состояния, поскольку все они подвластны одному и тому же закону уничтожения. Державин создает выразительные, зрительно ощутимые картины, достигая этого приемами контрастного изображения, сталкиванием противоречивых понятий:
Монарх и узник – снедь червей,
......................................................
Сегодня бог, а завтра прах.
Где стол был яств, там гроб стоит.
Жалким и ничтожным оказываются богатство и титулы:
Подите счастья прочь возможны,
Вы все пременны здесь и ложны:
Я в дверях вечности стою.
Но признавая всемогущество смерти, Державин не приходит к пессиместическому выводу о бессмысленности человеческого существования. Напротив, быстротечность жизни придает ей особенную значимость, заставляет выше ценить неповторимые радости жизни:
Жизнь есть небес мгновенный дар;
Устрой ее себе к покою
И с чистою твоей душою
Благославляей судеб удар.
Державин часто рисует одну и ту же картину: люди свергаются, подобно водопаду, с высот счастья. Отсюда – образ смерти, во всей ее ужасающей конкретности. Отсюда – мотив скоротечности жизни и неизбежности конца, вызывающий у Державина образ «реки времени». В оде «На смерть князя Мещерского» мысль о быстротечности смерти воплощена в конкретную образную форму:
Глагол времен! Металла звон! – звук маятника как бы сиволизирует неумолимое течение времени.
Ода приобретает философский характер: поэт размышляет о смерти и жизни, о тайнах бытия, о неизбежности грядущего. Но жизнеутверждающее начало побеждает, побеждает тяга Державина к земной жизни, земным радостям.
«Особый путь», который избрал для себя Державин, с особой смелостью проявился в его, ставшей знаменитой, оде «Фелица» (от латинского felicx – счастливый). Ода впервые была напечатана в 1783 году в журнале «Собеседник любителей русского слова». Название оды было пространным: «Ода к премудрой киргиз-кайсацкой царевне Фелице, писанная некоторым мурзою, издавна проживающим в Москве, а живущим по делам своим в Санкт-Петербурге. Переведена с арабского языка в 1782г.» Образ Фелицы заимствован из «Сказки о царевиче Хлоре», написанной Екатериной II для своего внука Александра. В образе мурзы выступил сам поэт, то как индивидуальное я, то как обобщенный образ вельмож. «Особый путь» сказался в разрушении жанра оды. Державин сочетает одические элементы с сатирическими, высокий слог с просторечным. Изображая Екатерину, Державин искренне наделяет ее идеальными чертами просвещенной монархини: она умна, деятельна, любезна в обращении, скромна. Екатерина отвечает идеальному представлению поэта о монархе: «Будь на троне – человек». Поэт свободно ведет разговор о достоинствах императрицы, прежде всего как человека. Добродетели монархини тем более видны, что ее дела, которые «блаженство смертным проливают», как и само поведение Екатерины, противопоставляются праздному времяпровождению вельмож. Державин создает сатирические портреты вельмож, наделяя каждого из них теми конкретно-бытовыми чертами, которые давали возможность современникам без труда узнать Орлова, Потемкина, Вяземского, Нарышкина.
В иронической характеристике Потемкина мысли об «устрашении» вселенной спокойно соседствуют с мечтой о новом «кафтане». Здесь содержится и невозможное для высокой одической поэзии конкретное изображение праздничного стола. Проявляется живописность и красочность, присущие поэзии Державина, способность будничное, обыденное – стол, уставленный яствами, – сделать достоянием поэзии. Конкретность бытовой картины, низкие, прозаические речения – все это было ново и вело к сближению поэзии с жизнью, а следовательно преодолению, разрушению классицизма. В «Фелице» обнаружилось одно из поэтических открытий Державина – для его поэзии нет в природе низких, недостойных изображения предметов. Это свидетельствует о реалистических тенденциях его творчества. Прославляя добродетели Фелицы, ее заслуги и заботы о просвещении и здравии народа, поэт и по отношению к императрице позволяет себе говорить шутливым тоном. В оде много намеков, касающихся того, как надо истинному монарху управлять государством.
В оде «Видение мурзы», которую Державин начал писать в мае 1783 года, он отвечает на обвинения, раздававшиеся в адрес «Фелицы». Он резко сатирически обличает вельмож, способных только к пресмыкательству, лести. С помощью неожиданного бытового сравнения автор окончательно уничтожает недовольных:
И словом: тот хотел арбуза,
А тот соленых огурцов...
Здесь звучит авторское индивидуальное я, запечатлен облик поэта, его жизненная позиция. Поэт исполнен чувства собственного достоинства. В оде «Видение мурзы», как и в других произведениях, поражает красочность, живописность, яркая образность в восприятии окружающего мира. Этот прекрасный, действительный мир, наполненный красками и звуками, отразился не только в пейзажных зарисовках поэта, в которых он так же выступил новатором, но и в умении живописать и комнатный интерьер, и праздничный обеденный стол. Сам Державин называл поэзию «говорящей живописью» и считал ее «сестрой музыки».
Державин первым открыл красоты русской природы, он рисует картины «румяной осени», которая носит «снопы златые на гумно», передает шум «красно-желтых листьев», рисует русскую зиму. Недаром творчество Державина Белинский считал «первым действительным проявлением русского духа в сфере поэзии». В поэзии Державина впервые даны реальная обстановка, предметы быта, действуют живые люди, его современники.
Большой популярностью в XVIII и даже XIX веке пользовалась ода «Бог» (1784). Она была переведена на ряд европейских, а также на китайский и японский языки. В ней говорится о начале, противостоящем смерти. Бог для Державина – «источник жизни», первопричина всего сущего на земле и в космосе, в том числе и самого человека. На представление Державина о божестве оказала влияние философская мысль XVIII века. На это указывал сам поэт в своих «Объяснениях» к этой оде. Комментируя стих «Без лиц в трех лицах божества!», он писал: «Автор, кроме богословского понятия, разумел тут три лица метафизические, то есть: бесконечное пространство, беспрерывную жизнь в движении вещества и нескончаемое течение времени, которое бог в себе совмещает». Тем самым, не отвергая церковного представления о трех сущностях божества, Державин одновременно осмысляет его в категориях, почерпнутых из арсенала наук, – пространства, движения, времени. Державинский бог не бесплотный дух, существующий обособленно от природы, а творческое начало, воплотившееся, растворившееся в созданном им материальном мире («живый в движеньи вещества»). Пытливая мысль эпохи Просвещения не принимала ничего на веру. И Державин, как сын своего века, стремится доказать существование бога.
Сочетание науки и религии - характерная черта философии XVIII века, которой причастны такие крупные мыслители, как Гердер, Вольф, Кант. О существовании бога, по словам Державина, свидетельствует прежде всего «природы чин», т.е. порядок, гармония, закономерности окружающего мира. Другое доказательство – чисто субъективное: стремление человека к высшему, могущественному, справедливому и благостному творческому началу: «Тебя душа моя быть чает». Вместе с тем Державин воспринял от эпохи Просвещения мысль о высоком достоинстве человека, о его безграничных творческих возможностях:
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю,
Я царь - я раб - я червь - я бог!
Как и Ломоносов, Державин поражал величием картины мироздания, в котором человек лишь маленькая частица. Но человек – вершина создания природы и значение его на земле велико:
Я связь миров, повсюду сущих,
Я крайня степень вещества,
Я средоточие живущих,
Черта начальна божества.
Одна из важнейших тем поэзии Державина – проповедь гражданского служения отечеству и нации. Свои взгляды на поэзию и роль поэта Державин стремится обосновать в своей теоретической работе «Рассуждение о лирической поэзии» (1811). Державин утверждал гражданскую, воспитательную роль поэзии, изначальную роль поэта как глашатая истины. Истина делает поэта бессмертным – отмечал Державин. Как человеку неподкупно честному и прямому, Державину была более свойственна «атическая соль», т.е. сатира, ежели одические дифирамбы, и это полностью проявилось в его поэзии. В 1780 г. в ноябрьской книжке журнала «Санкт-Петербургский вестник» было напечатано стихотворение Державина «Властителям и судиям» - с помощью библейских мотивов Державин выразил смело и резко свое отношение к властителям, «земным богам», нарушающим законы и забывающим о пользе подданных и государства. События французской революции придавали его стихотворению особенно резкое, обличительное звучание. В духе «просвещенного абсолютизма» Державин, видя вокруг себя зло, беззаконие и произвол, смело обличает и поучает «властителей и судий». Державин требует соблюдения законов, гуманности, но «сильные мира»:
Не внемлют! Видят – и не знают!
Покрыты мздою очеса:
Злодейства землю потрясают,
Неправда зыблет небеса.
И хотя Державин своими стихами хотел упрочения русской государственности на основе соблюдения законности и был далек от посягательства на трон, тем не менее эти стихи действовали на умы возбуждающе.
Пафосом общественного долга, служения отечеству и вместе с тем страстным обличением вельмож, не соответствующих идеалу государственного деятеля – человека неподкупной честности, просвещенного, благородного и бескорыстного слуги общества, государства, пронизана стаирическая ода Державина «Вельможа» (1794 г.). Ода построена композиционно четко. Державин пользуется характерным для него приемом контрастного сопоставления, с помощью которго он достигает большой выразительной силы и ясности проводимой им идеи. В оде большое место занимает прямая авторская речь, страстный монолог поэта, который прерывается вставными жанровыми картинами, взятыми из реальной жизни, наблюдаемой Державиным. Ода полна намеков, которые давали современникам возможность представить и конкретных лиц, хотя сатирический образ вельможи носит обобщающий характер. Перед нами особый жанр: ода-сатира, в которой поэт предстает гражданином, требовательным судьей. Поэт начинает с монолога, в котором определяет свою позицию, свое понимание того, каким должен быть истинный вельможа:
Хочу достоинства я чтить,
Которые собою сами
Умели титлы заслужить
Похвальными себе делами;
Кого ни знатный род, ни сан,
Ни счастие не украшали;
Но кои доблестно снискали
Себе почтенье от граждан.
Державин убежден, что вельможу должны составлять «Ум здравый, сердце просвещенно». Истинный вельможа – служитель «общего добра»:
Вся мысль его, слова, деянья
Должны быть – польза, слава, честь.
Но современники вельможи были далеки от начертанного идеала, и понадобилась вся сила «атической соли», чтобы обличить праздность, себялюбие, равнодушие, переходящее в жестокость. Не государственные заботы, собственное благо, житейские успехи ставят превыше всего подобные вельможи. Нарисовав сатирическую картину праздной, роскошной жизни вельмож, Державин рисует другую картину, звучащую резким диссонансом. Пока вельможа сибаритствует «и в пресыщении зевает», в передней ждет приема «израненный герой», «начальник прежде бывший твой». В торжественный, патетический строй оды врываются конкретно-бытовые реалии жизни.
В том же 1794 году Државин пишет оду «Водопад», названную Белинским «блистательнейшим созданием» поэта. В ней Державина волнуют те же проблемы. Человек живет в обществе и его долг – служить отечеству, быть олицетворением гражданских добродетелей. Эта ода – глубокое философское раздумье о смысле жизни, о человеческом существовании, о праве на бессмертие. Жизнь быстротечна. Державин развивает философские мотивы жизни и смерти. Ода написана на смерть князя Потемкина. Отношение к Потемкину у поэта сложное. Величественная фигура этого баловня судьбы, в которой сочеталось добро и зло, способности государственного деятеля, полководца, осуществившего ряд полезных реформ в армии, человека незаурядного, смелого и решительного и вместе с тем жестокого, мстительного и властолюбивого, не раз привлекало внимание Державина. В «Водопаде» поэт воссоздает титанический образ Потемкина во всей его противоречивой сложности.
Внезапная смерть Потемкина, могущественнейшего вельможи, который «потряс среду земли громами», прославился взятием Очакова и Измаила, смерть в глухой молдавской степи не могла не поразить воображение поэта:
Чей труп, как на распутье мгла,
Лежит на темном лоне нощи?
.........................................................
Не ты ли, счастья, славы сын,
Великолепный князь Тавриды?
Не ты ли с высоты честей
Незапно пал среди степей?
Державин сравнивает жизнь с водопадом, жизнь низвергается с высот счастья подобно водопаду. Необычайно зримой и красочной картиной открывается ода:
Алмазна сыплется гора
С высот четыремя скалами;
Жемчугу бездна и сребра
Кипит внизу, бьет вверх буграми;
От брызгов синий холм стоит,
Далече рев в лесу гремит.
Помимо реального звучания, водопад у Державина символизирует вечность. На фоне этой вечной красоты природы особенно ощутима непрочность власти и славы, но непрочность «ложной славы», которой Державин противопоставляет тех, кто был верен истине, общей пользе:
Лишь истина дает венцы
Заслугам, кои не увянут,
Лишь истину поют певцы.
Раздумья о тех, кто достоин бессмертия, приводят Державина к созданию образа другого полководца, Румянцева, в деятельности которого поэт видит идеал истинной гражданственности:
Блажен, когда стремясь за славой,
Он пользу общую хранил,
Был милосерд в войне кровавой
И самых жизнь врагов щадил...
Благословен средь поздних веков
Да будет друг сей человеков.
Глубокая, философская мысль, лежащая в основе оды, величественные образы, созданные Державиным, сделали «Водопад» одним из самых замечательных творений поэта. Гоголь писал о «Водопаде»: это «как бы целая эпопея слилась в одну стремящуюся оду».
Одна из важнейших тем поэзии Державина – проповедь гражданского служения отечеству и нации, тема поэзии и роли поэта, для которого истина должна быть превыше всего («Властителям и судиям», «Вельможам», «Памятник», «Лебедь»).
Любимым героем Державина был Суворов, которого он необычайно ценил за полководческий гений, мужество и скромность («На взятие Измаила», «На взятие Варшавы», «На переход Альпийских гор», «На победы в Италии», «Снегирь»). Державин восхищается русскими полководцами, особенно Суворовым, он сочувствует им и русским солдатам-героям. Державин убежден: «Выше славы и величия царей и вельмож – слава русского народа»:
О Россы! нет вам, нет примеру,
И смерть сама вам лавр дает...
Какая в войсках храбрость рьяна!
Какой великий дух в вождях!
Изображая Суворова, Державин то пользуется приемом гиперболизации, создавая богатыря, «русского Геркулеса», то наделяет образ Суворова конкретными чертами, делая его неповторимо индивидуальным. В оде-элегии «Снегирь» Державин воссоздает образ Суворова, раскрывая прежде всего его человеческие черты харктера, его облик, образ жизни. Скромный, неприхотливый, мужественный человек, живущий одной жизнью с солдатами, разделяющий с ними тяготы походной жизни – таков Суворов. Название стихотворения связано с тем, что, вернувшись после смерти Суворова домой, поэт услышал, как, живший в его доме ученый снегирь пел первые такты военного марша.
«Ум и сердце человека были гением моим», - писал поэт в стихотворении «Признание» (1807г.) и эту любовь к человеку, вне зависимости от его сословной принадлежности, пронес Державин через все свое творчество.
С середины 90-ых годов поэт все чаще обращается к темам частной жизни, к воспеванию земных радостей бытия. В прославлении частной жизни, свободной от обязанностей, налагаемых всей системой государственной иерархии, в уходе от мирской суеты Державин сближается с сентименталистами. Однако Державину не присущи чувства меланхолии, разочарованности в жизни, стремление замкнуться в мире личных переживаний. Даже в анакреонтических стиховторениях он остается поэтом-гражданином.
В стихотворении «К самому себе» (1789г.) Державин готов уйти от должностных обязанностей (он в это время был сенатором) не из-за конфликта с «печальным миром», а из-за того, что его борьба с злоупотреблениями крупных чиновников во главе с генерал-прокурором Сената остается безрезультатной. Это уже конфликт с вельможами и даже царем.
Анакреонтика Державина приобретает характер автобиографический («Дар», «Соловей во сне», «К лире», «Желание», «Кузнечик», «Тишина» и др.). Он воспевает скромные радости в тиши, в кругу семьи, свою свободу и независимость.
Подражая поэзии Горация и Анакреонта – певца любви, вина и веселья, Державин оставался самим собой. Он русифицировал сюжеты, образы, наполняя их стихией русской жизни, русского быта, русской природы («Русским девушкам»). Поэт неизменно «склоняет» Анакреонта на русский лад. Он создает свой образ Анакреонта: не только жизнелюбца, весельчака, но и свободного, независимого певца («Любушка»). Демократизм, самобытность Державина сказались и в его умении живописать реальную жизнь с наглядными картинами крестьянского быта, живым, подчас грубоватым, простонародным языком («Крестьянский праздник»).
Автобиографизм анакреонтики Державина подготовил написание одного из замечательнейших произведений – стихотворного послания «Евгению. Жизнь Званская» (1807 г.). Епископ Евгений Болохвитинов был другом Державина. Званка – имение Державина. Державин изображает реальную жизнь, домашний быт, занятия в часы досуга русского барина-поэта, поэтически воспроизводит картины русской природы. В этом произведении дана во всей своей конкретности жизнь гуманного, доброго барина, для которого слуги – рабы, но отношения между господами и крестьянами – идиллические.
В поэзии Державина, как отмечал Белинский «... видна практическая философия ума русского; почему главное отличительное свойство есть народность, состоящая не в подборе мужицких слов..., но в сгибе ума русского, в русском образе взгляда на вещи. В сем отношении Державин народен в высочайшей степени».
Русские поэты учились у Державина его умению передавать поэзию жизни действительной. Сам поэт как бы подводит итог всей своей деятельности в стихотворениях: «Памятник», напечатанном в 1789 году под названием «К музе. Подражание Горацию», и «Лебедь» 1804 года. Державин видит бессмертие поэта, который «забавным русским слогом» первым дерзнул «истину царям с улыбкой говорить» («Памятник»).
В стихотворении «Лебедь» он пишет:
Со временем о мне узнают:
Славяне, гунны, скифы, чудь...
И все, что бранью днесь пылают,
Покажут перстом – и рекут:
«Вот тот летит, что, строя лиру,
Языком сердца говорил
И, проповедуя мир миру,
Себя всех счастьем веселил».
Лекция 11
Видение Мурзы
(фрагмент)
И жрицей очутилась
Или богиней предо мной.
Одежда белая струилась
На ней серебряной волной;
Градская на главе корона,
сиял при персях пояс злат;
из черно-огненна виссона
,
Подобный радуге, наряд
C плеча десного полосою
Висел на левую бедру;
Простертой на алтарь рукою
На жертвенном она жару
Сжигая маки благовонны,
Служила вышню божеству.
Орел полунощный, огромный,
Сопутник молний торжеству,
Геройской провозвестник славы,
Сидя пред ней на груде книг,
Священны блюл ее уставы;
Потухший гром в кохтях своих
И лавр с оливными ветвями
Держал, как будто бы уснув.
Михаил Державин 1783 г.
М. Державин пишет, что ода написана под впечатлением от картины Д.Г. Левицкого «Екатерина II - законодательница в храме богини Правосудия» («Вся сия картина по самый стих: „Держал, как будто бы уснув“ - подлинный список с портрета покойной императрицы, писанного г. Левицким,— изобретения г. Львова»)
Строкам
...Из черно-огненна виссона,
Подобный радуге наряд
С плеча десного полосою
Висел на левую бедру...
Державин дал такое объяснение: «Описание Владимирского ордена, который императрица, по написании ее учреждения о губерниях, яко награду за труды свои на себя наложила, объявив себя гофмейстером сего ордена» Орден Святого Владимира первой степени носился на ленте, свисающей с правого плеча на левое бедро, то есть, «с плеча десного».
О своей картине Д.Г. Левицкий пишет в журнале «Собеседник любителей российского слова»:
«Средина картины представляет внутренность храма богини Правосудия, пред которою, в виде Законодательницы, Ея Императорское Величество, сжигая на алтаре маковые цветы, жертвует драгоценным своим покоем для общего покоя. Вместо обыкновенной императорской короны увенчана она лавровым венцом, украшающим гражданскую корону, возложенную на главе ея. Знаки ордена Св. Владимира изображают отличность знаменитую за понесенные для пользы Отечества труды, коих лежащие у ног Законодательницы книги свидетельствуют истину. Победоносный орел покоится на законах и вооруженный перуном страж рачит о целости оных. Вдали видно открытое море, а на развевающемся российском флаге изображенный на военном щите Меркуриев жезл означает защищенную торговлю»
Библейское слово «виссон » (Быт.41:42, Исх.25:4 , Лук.16:19, Отк.19:8) - от древнееврейского - «буц», греч. bussos (полотно, лён) - означает роскошную ткань, чаще белого или пурпурного цвета, употреблявшуюся в древнем Египте (для одежды и мумий фараонов и жрецов), Греции и Риме (для наряда царских особ и священослужителей).
«В Римской империи подобный виссон (byssus) был любимой материей римских дам, и из него делались самые модные, так называемые коанские, платья (соа vestis). Отсюда становится понятно свидетельство Плиния Старшего, что В. был особенным источником удовольствия для женщин (mulierum maxime deliciis) и продавался на вес золота» (Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона)
(1743-1816)
| См. Стихотворения 1783 . Дата создания: 1783. Источник: РВБ (1957) |
Видение мурзы
На темно-голубом эфире
Златая плавала луна;
В серебряной своей порфире
4
Блистаючи с высот, она
Сквозь окна дом мой освещала
И палевым своим лучом
Златые стекла рисовала
8
На лаковом полу моем.
Сон томною своей рукою
Мечты различны рассыпал,
Кропя забвения росою,
12
Моих домашних усыплял;
Вокруг вся область почивала,
Петрополь с башнями дремал,
Нева из урны чуть мелькала,
16
Чуть Бельт в брегах своих сверкал;
Природа, в тишину глубоку
И в крепком погруженна сне,
Мертва казалась слуху, оку
20
На высоте и в глубине;
Лишь веяли одни зефиры,
Прохладу чувствам принося.
Я не спал, - и, со звоном лиры
24
Мой тихий голос соглася,
Блажен, воспел я, кто доволен
В сем свете жребием своим,
Обилен, здрав, покоен, волен
28
И счастлив лишь собой самим;
Кто сердце чисто, совесть праву
И твердый нрав хранит в свой век
И всю свою в том ставит славу,
32
Что он лишь добрый человек;
Что карлой он и великаном
И дивом света не рожден,
И что не создан истуканом
36
И оных чтить не принужден;
Что все сего блаженствы мира
Находит он в семье своей;
Что нежная его Пленира
40
И верных несколько друзей
С ним могут в час уединенный
Делить и скуку и труды!
Блажен и тот, кому царевны
44
Какой бы ни было орды
Из теремов своих янтарных
И сребро-розовых светлиц,
Как будто из улусов дальных,
48
Украдкой от придворных лиц,
За россказни, за растабары,
За вирши иль за что-нибудь
Исподтишка драгие дары
52
И в досканцах червонцы шлют;
Блажен! - Но с речью сей незапно
Мое всё зданье потряслось,
Раздвиглись стены, и стократно
56
Ярчее молний пролилось
Сиянье вкруг меня небесно;
Сокрылась, побледнев, луна.
Виденье я узрел чудесно:
60
Сошла со облаков жена, -
Сошла - и жрицей очутилась
Или богиней предо мной.
Одежда белая струилась
64
На ней серебряной волной;
Градская на главе корона,
Сиял при персях пояс злат;
Из черно-огненна виссона,
68
Подобный радуге, наряд
С плеча десного полосою
Висел на левую бедру;
Простертой на алтарь рукою
72
На жертвенном она жару
Сжигая маки благовонны,
Служила вышню Божеству.
Орел полунощный, огромный,
76
Сопутник молний торжеству,
Геройской провозвестник славы,
Сидя пред ней на груде книг,
Священны блюл ее уставы;
80
Потухший гром в кохтях своих
И лавр с оливными ветвями
Держал, как будто бы уснув.
Сафиро-светлыми очами,
84
Как в гневе иль в жару, блеснув,
Богиня на меня воззрела. -
Пребудет образ ввек во мне,
Она который впечатлела! -
88
«Мурза! - она вещала мне, -
Ты быть себя счастливым чаешь,
Когда по дням и по ночам
На лире ты своей играешь
92
И песни лишь поешь царям.
Вострепещи, мурза несчастный!
И страшны истины внемли,
Которым стихотворцы страстны
96
Едва ли верят на земли;
Одно к тебе лишь доброхотство
Мне их открыть велит. Когда
Поэзия не сумасбродство,
100
Но вышний дар богов, - тогда
Сей дар богов лишь к чести
И к поученью их путей
Быть должен обращен, не к лести
104
И тленной похвале людей.
Владыки света люди те же,
В них страсти, хоть на них венцы;
Яд лести их вредит не реже,
108
А где поэты не льстецы?
И ты Сирен поющих грому
В вред добродетели не строй;
Благотворителю прямому
112
В хвале нет нужды никакой.
Хранящий муж честные нравы,
Творяй свой долг, свои дела,
Царю приносит больше славы,
116
Чем всех пиитов похвала.
Оставь нектаром наполненну
Опасну чашу, где скрыт яд».
Кого я зрю столь дерзновенну,
120
И чьи уста меня разят?
Кто ты? Богиня или жрица? -
Мечту стоящу я спросил.
Она рекла мне: «Я Фелица»;
124
Рекла - и светлый облак скрыл
От глаз моих ненасыщенных
Божественны ее черты;
Курение мастик бесценных
128
Мой дом и место то цветы
Покрыли, где она явилась.
Мой бог! мой ангел во плоти!..
Душа моя за ней стремилась;
132
Но я за ней не мог идти,
Подобно громом оглушенный,
Бесчувствен я, безгласен был.
Но, током слезным орошенный,
136
Пришел в себя и возгласил:
Возможно ль, кроткая царевна!
И ты к мурзе чтоб своему
Была сурова столь и гневна,
140
И стрелы к сердцу моему
И ты, и ты чтобы бросала,
И пламени души моей
К себе и ты не одобряла?
144
Довольно без тебя людей,
Довольно без тебя поэту,
За кажду мысль, за каждый стих,
Ответствовать лихому свету
148
И от сатир щититься злых!
Довольно золотых кумиров,
Без чувств мои что песни чли;
Довольно Кадиев, Факиров,
152
Которы в зависти сочли
Тебе их неприличной лестью;
Довольно нажил я врагов!
Иной отнес себе к бесчестью,
156
Что не дерут его усов;
Иному показалось больно,
Что он наседкой не сидит;
Иному - очень своевольно
160
С тобой мурза твой говорит;
Иной вменял мне в преступленье,
Что я посланницей с небес
Тебя быть мыслил в восхищенье
164
И лил в восторге токи слез.
И словом: тот хотел арбуза,
А тот соленых огурцов.
Но пусть им здесь докажет Муза,
168
Что я не из числа льстецов;
Что сердца моего товаров
За деньги я не продаю,
И что не из чужих анбаров
172
Тебе наряды я крою.
Но, венценосна добродетель!
Не лесть я пел и не мечты,
А то, чему весь мир свидетель:
176
Твои дела суть красоты.
Я пел, пою и петь их буду,
И в шутках правду возвещу;
Татарски песни из-под спуду,
180
Как луч, потомству сообщу;
Как солнце, как луну поставлю
Твой образ будущим векам;
Превознесу тебя, прославлю;
184
Тобой бессмертен буду сам.
1783-1784(?)
Примечания
Впервые - «Московский журнал», 1791, № 1, стр. 8. В том же году появился немецкий перевод стихотворения, сделанный Коцебу. (1761 -1819), а в 1792 г. вышло отдельное издание «Видения мурзы», в котором к русскому тексту был приложен перевод Коцебу. Печ. по Изд. 1808г., т. 1, стр. 60. «Фелица» поставила Державина в центр общественного внимания и литературной жизни. Подарок, сделанный ему Екатериной, вызвал обвинения в лести, новизна формы стихотворения вызвала нападки литературные. В свою защиту от тех и других и задумал поэт «Видение мурзы». По Об. Д. (604) стихотворение «соч. в Пб. 1783 мая 9 дня». Та же дата указана в примечании к заглавию в «Московском журнале».
В «Записках» же поэт вспоминает, что окончил «Видение мурзы» в феврале - марте 1784 г., будучи в Нарве (Грот, 6, 559). А в «Записках» И. И. Дмитриева указано, что стихотворение не было готово еще и в 1790 г. (Соч. И. И. Дмитриева, ред. и прим. А. А Флоридова, т. 2, СПб., 1893, стр. 36).
